«Если Бог соединит, ничто разлучить не сможет»
(из первой молитвы чина венчания)
Где знакомятся будущие супруги? Кто-то на дискотеке, или в молодежной шумной компании где-нибудь за городом. Кто-то прямо на улице или в троллейбусе. Многие познакомились в институтской аудитории. Кто-то впервые увидел свою жену или мужа на работе. Но многие их тех, кому сейчас уже за 80, а тогда под Ржевом в сорок втором, или в Будапеште в сорок пятом было только двадцать, или немного больше — знакомились на фронте. Они видели друг друга в первый раз на полевом аэродроме или в окопе, в госпитале или на последнем транспорте, покидавшем оставляемый Севастополь, но где бы они ни встретились — эта встреча была самой главной, определяющей в их последующей семейной жизни.
Начало сознательной жизни родителей Владыки Тихона совпали с трудными годами коллективизации. Григорий Степанович Емельянов — отец архиепископа Тихона родился на Волге возле Казани, мама — Екатерина Тимофеевна Ларина — под Липецком. В начале 30-х годов их семьи были раскулачены. Отец Екатерины Тимофей был расстрелян. Все, что было в их крестьянском хозяйстве, конфисковали. Бабушке Владыки — матери Екатерины Тимофеевны удалось перебраться в Воронеж, где она жила с дочерьми до самой войны.
Степан Емельянов — отец Григория был арестован и отправлен на строительство Беломоро-Балтийского канала. Остальных членов семьи отправили в ссылку в далекую Сибирь. Там на станции Черемхово в Иркутской области прошли юные годы Григория. Ему рано пришлось начать работать на лесозаготовках, и жизнь свою в Сибири он вспоминал без радости.
«Там нечего делать! Интересно побывать где-нибудь в центрах цивилизации, а в Сибири — снег, мороз... », — говорил Григорий Степанович позднее своим детям. В 41-м, словно забыв, что его родители кулаки, а значит, враги и что сам он, Григорий, по такой большевистской логике, — «чуждый элемент», — его призвали в армию. До глубокой осени дивизия, в которой служил Григорий Емельянов находилась в Забайкалье. Опасались, что Япония тоже может начать войну. Но ближе к зиме стало ясно, что японцы на нас не нападут, по крайней мере, этой зимой, да и положение на фронте стало критическим. Дивизию спешно перебросили под Москву, и здесь рядовому-минометчику Григорию Емельянову пришлось участвовать в тяжелых боях. Смерть боевых товарищей, фронтовые дороги, бои зимой, летом, в весеннюю и осеннюю распутицу, все это пришлось пережить Григорию.
Под Старым Осколом Григорий Емельянов попал в госпиталь, но не из-за ранения, а по болезни. Высокая температура, одышка, — врачи поставили диагноз - воспаление легких. В госпитале Григорий Степанович познакомился с санитаркой — Екатериной Лариной.
Екатерина в самом начале войны решила идти на фронт добровольцем. Ее направили на краткие курсы санитарок, где занималось много таких же молодых девушек. Их учили оказывать первую помощь, стрелять. Кстати последнее пригодилось Екатерине. На фронте ей пришлось не только перевязывать раны, но и отстреливаться. За спасение жизни командира Екатерина была награждена медалью.
Но вскоре после встречи Григорию Емельянову и Екатерине Лариной пришлось расстаться. Врачи решили, что заболевание Григория серьезное и его отправили далеко в тыл, в Бийский эвакогоспиталь. Так Григорий Емельянов снова оказался в Сибири. Через много лет Григорий Степанович рассказывал детям, что госпиталь находился возле высокой трехпрестольной церкви.
В начале 90-х годов епископ Новосибирский и Барнаульский Тихон, совершая поездку по епархии, побывал в Бийске и возле Успенской церкви увидел здание с памятной доской, на которой было написано, что во время Великой Отечественной войны в нем помещался именно этот госпиталь. И Владыке сразу же вспомнился отцовский рассказ.
В Бийске Григорий лечился, вспоминал о встрече с Екатериной. Но надеяться, что они вновь увидят когда-нибудь друг друга, было не на что. Солдата после госпиталя могли направить куда угодно — фронт протянулся от Заполярья до Черного моря. Но на войне было и другое самое страшное препятствие для встречи людей. Тысячи солдат и офицеров ежедневно встречали свою смерть на полях сражений.
Прошло два фронтовых года. Григорий вновь попал в госпиталь, на этот раз после ранения. После выздоровления он был выписан и догонял свою часть. Шло наше наступление под Киевом. После длительного марша солдатам разрешили остановиться и отдохнуть. Тысячи людей, пушки, лошади, автомобили, полевые кухни, — все это множество людей и техники сразу же заполнило небольшое село и окрестные поля. Уже наступила зима, было холодно, Григорию и его нескольким товарищам очень не хотелось оставаться здесь и спать прямо на снегу. Бойцы пошли в соседнее село и постучались в одну хату — хозяйка сказала, что у нее ночует уже так много солдат, что никого больше пустить она не может. Пошли к другой хате. На стук вышла женщина и сказала, что она бы пустила хлопцев, у нее на постое, хотя всего только пять человек, но это — девчата из госпиталя. Бойцы попросили хозяйку позвать кого-нибудь из девушек, надеясь, что может быть они все же разрешат им где-нибудь устроиться на ночлег под кровлей. На крыльцо вышли две девушки. Одна из них была Катя Ларина. Так Григорий и Екатерина встретились вновь.
«Яже Бог спряже, человек да не разлучает». Наверное, эти слова из первой молитвы чинопоследования венчания были хорошо известны представителю древнейшего русского дворянского рода полковнику медицинской службы Беклемишеву — начальнику госпиталя, в котором проходила службу Екатерина Ларина. Когда полковник узнал о чудесной встрече молодых людей, то выступил с ходатайством перед вышестоящим командованием о переводе рядового Емельянова к вверенному ему госпиталю. С тех пор Григорий Степанович и Екатерина Тимофеевна не расставались.
Войну они закончили в Германии, и День Победы стал для них практически днем свадьбы.
Из материалов Протоиерея Виталия Бочкарева
Семья, сложившаяся на фронте
Семён Моисеевич и Александра Афанасьевна Дражины встретились на фронте. Она после окончания медицинского института в 1943 году добровольно ушла на фронт. Направили в 17 механизированную гвардейскую танковую бригаду.
— Встретил меня там высокий мужчина, Семён Моисеевич — звать, проводил меня, прибывшего молодого специалиста к командиру медсанвзвода, помог устроиться на ночлег, с первых же минут знакомства старался поддержать меня, совсем ещё юную девушку, в нелёгких условиях фронтовой жизни. А мне, молодому хирургу нередко приходилось по несколько дней и ночей не отходить от операционного стола.
Сам Семён Моисеевич был на фронте с первых дней войны после окончания медицинского училища. Осенью 1941 г. сражался в жесточайших боях под Москвой в составе знаменитого кавалерийского соединения Л. М. Доватора, одновременно с санитарной сумкой носил на боку шашку. Задачей соединения было проникать в тыл врага и выполнять подрывную работу: взорвать или поджечь склады, железнодорожные составы и т. д.
С первого памятного дня встречи Семён Моисеевич и Александра Афанасьевна шли рука об руку по дорогам войны в составе Брянского Западного, а затем -Первого Украинского фронтов. Известны примеры того, что студенты Первого Московского медицинского института, отправленные на фронт после 3-го курса оперировали раненых по 12-14 часов; приходила смена, оперировавший молодой хирург выпивал водки «Сталинские 100 граммов» и падал замертво спать, пока не разбудят, пока не наступит его смена.
А тут маленькая, она и сегодня маленького роста, хрупкая девушка оперировала сутками! «Отдыхала в то время, когда раздевали очередного раненого, держа на весу вымытые для операции руки, лишь на мгновение закрывала глаза. Но тут раздавался крик санитара: «Доктор, следующий».
— В каких условиях приходилось работать?
— Маленькую бревенчатую избушку, в которой размещалась операционная, сотрясали близкие разрывы снарядов. Время от времени раздавалась команда: «Всему медперсоналу — в укрытие!» Но однажды я, была уже лейтенантом, у одного из операционных столов, низко склоняясь над раненым, застыла… Со звоном падали на пол осколки стёкол из окон избушки… «Пропадёшь, доченька, из-за меня», — еле слышно шепчет солдат, у которого из раны прямо хлещет кровь. А мысли мои в те минуты были только об одном — скорее найти в ране повреждённую артерию и надёжно её перевязать. Но и после этого я не пошла в укрытие, потому что моей помощи ждали другие раненые, как я на их глазах уйду, оставляя их умирать? Сразу после этого боя получила нагоняй от своего начальника, но это не помешало тому, что на моей гимнастёрке появилась первая награда — Орден Красной Звезды.
— А как проходила служба Семёна Моисеевича?
— Его основной фронтовой обязанностью являлась эвакуация раненых с поля боя. Однополчан просто поражало, каким образом, каким чутьём ему удавалось угадывать верное направление, когда он стоял на подножке мчащейся санитарной машины, показывая путь среди мин. Туда, где было особенно тяжело, посылали именно лейтенанта Дражина, который, оказывая первую помощь раненым, под грохот разрывающихся снарядов и свист пуль эвакуировал их в безопасные места.
Я сейчас вспомнила такой случай: около 260 раненых остались в тылу врага. И Семён Моисеевич ползком, по заболоченной местности пробрался в тыл к врагу, оказал первую помощь и организовал эвакуацию раненых. Первый Украинский фронт, в котором мы служили, принимал участие в исторической битве за Берлин. Когда мы подошли к Берлину, попали в жесточайшее сражение. Тяжело ранило мою наставницу, старшего хирурга Батуеву, с потерей сознания и последующим параличом рук и ног Семён Моисеевич отвёз её в госпиталь. Я осталась единственным хирургом, пришлось пять суток стоять у операционного стола, оказывая помощь раненым, принимавшим участие в тяжелейших по психическому напряжению и физической нагрузке боях за Берлин. Сильный шум в ушах, артиллерия наша, вражеские самолёты. Бои шли страшные. Берлинская операция была кромешным адом. Сошлись в последнем бою нацистская военная сила и мощь нашей армии. Когда бои стихли, наступила оглушительная тишина. Тут бы и отдохнуть, но нас вместе направили на освобождение Праги.
— День Победы где встретили?
— Победные дни 45-го мы встретили в Чехословакии, а ровно через неделю стали мужем и женой! Жили дружно. В кругу друзей. Дети выросли, внуков нам подарили, а те-правнуков. Жизнь продолжается!
НГОО «Школа Роста»
«Человек интересной судьбы»
- Дедушка, а как ты познакомился с бабушкой?
Лукаво улыбнулся мой дедушка Богер Яков Матвеевич. Кажется, он устал от рассказа о войне, и мы вовремя сменили тему.
- Всё во время войны. Я же говорю, что война определила всю мою жизнь. И жену я встретил в годы войны, и профессию выбрал на всю жизнь (дедушка после окончания медицинского института, прошёл путь от сельского врача до главного врача Центральной районной больницы).
- В апреле к медсестре Асе Коробковой приехала из Подмосковья в гости её сестрёнка Шура. Жили они вместе с другими девчатами в доме местной красавицы Маши Царёвой (сестры народного артиста СССР Михаила Царёва). Дом стал притягательной силой для молодых офицеров полка. В доме не было отбоя от ухажёров, и Ася, посчитав меня самым безопасным, не способным на любовные подвиги, доверила мне Шуру под «дневной надзор». За время нахождения Саши в полку я сумел подкормить её на армейских «харчах».
Снимая пробу на полковой кухне, я приносил свою порцию ей. Из худенькой девчушки в течение почти месяца проявилась довольно симпатичная девушка. Научил её верховой езде, и она частенько с разрешения капитана Сиволапова ездила со мной по эскадронам. Как известно, с оживлением природы весной просыпаются нежные чувства. На вечерах танца в сельском клубе Саша оказалась в центре внимания полковой молодёжи, чего нельзя сказать обо мне. Были кавалеры виднее и представительнее. Вскоре во мне появилось желание постоянно видеть эту девушку. Я начал следить за своей внешностью, одеждой. Появлялся чаще у неё на глазах. С её стороны я тоже заметил явные признаки взаимности. Я осмелел и объяснился... К моей радости она ответила взаимностью.
После первомайских праздников я получил разрешение на увольнение на три дня, и мы с Шурой отправились в Москву. Гуляя по Москве, мы забылись, и время пролетело незаметно. Вечером я проводил Шуру на поезд к матери в Битцы, а сам вернулся в часть.
Двадцать четвёртого мая тысяча девятьсот сорок второго года меня вызвали в штаб полка, где начальник особого отдела объявил мне, что в боевых порядках находиться запрещено, и я направляюсь в распоряжение начальника резерва медработников Западного фронта, а далее в 208-ой Запасной Стрелковый полк Западного фронта, который был расположен на станции Кратово. Полк занимался долечиванием и оздоровлением раненых, выписанных из госпиталей, подготовкой младшего комсостава из числа бывших раненых, пригодных для военной службы. Врачей и средний персонал формировали из «неблагонадёжных» категорий людей. Врачи были в основном из прибалтийских республик, с западной Украины, с западной Белоруссии, с Молдавии. Подавляющее большинство были еврейской национальности, молдаване и я, немец.
Находясь в Кратове, летом сорок второго года я имел возможность несколько раз встретиться с Шурой. Она служила в это время в воинской охране «Госзнака».
В конце октября сорок второго года Шура была призвана в армию. После соответствующей подготовки, в звании младшего сержанта была направлена в женский батальон связи на Волховский фронт.
С этого времени началась наша переписка, которая длилась пять с половиной лет с первого марта тысяча девятьсот сорок второго года, до встречи в Новосибирске.
- Так долго?
- Да. Осенью сорок второго года 208 Запасной санитарный полк (ЗСП) передислоцировался в город Боровск. Я по-прежнему служил фельдшером учебного батальона, сопровождал маршевые роты, при большом наплыве «выздоравливающих» помогал медикам. В Боровске находились ровно год. Осенью сорок третьего наш 208 ЗСП был переведён в район железнодорожной станции Красный бор. Далее Смоленск. В начале июля сорок четвёртого года меня откомандировали в Москву, в резерв медработников главного сануправления Красной Армии. Это случилось перед широким наступлением в Белоруссии. Здесь, в Москве, я впервые остро почувствовал, что я человек второго сорта. На фронте и в запасном полку я был равным среди «своих». В тылу (Москве, Новосибирске) военные и гражданские чиновники от медицины показывали, что я, немец по национальности, если не враг, то, во всяком случае, не надёжен. Умом я понимал: фашистская Германия напала на СССР, что ведут себя немецкие войска жестоко, что война наносила стране, народу неисчислимые бедствия и страдания, что этническое немецкое население, его потенциал должны быть максимально привлечены по обеспечению фронта всем необходимым для успешной борьбы с фашизмом. Можно согласиться с временной депортацией этнических немцев из европейской части России, но объявить целый народ врагом, прятать за колючую проволоку - это понять невозможно.
Будучи неоднократно за линией фронта, я имел самые благоприятные условия уйти к «своим». Мне это и в голову не приходило.
В конце июля сорок четвёртого года я отбыл в Новосибирск в санотдел штаба.
Прошло более двух месяцев, как я оказался в Новосибирске, а так и не решался написать Шуре о своём переводе. Боялся, что с получением этого сообщения, она не пожелает больше иметь со мной отношения. Я решился и написал. Прошёл сентябрь - молчание, начался октябрь. На главпочтамте меня знали в лицо. Упорно ходил почти каждый день и каждый раз один ответ: «Пока нет!». Наконец! В конце октября – долгожданное письмо.
Причина молчания передислокация в Прибалтику.
В письме было то, что я хотел услышать, прочесть, знать. Между нами возобновилась регулярная переписка. Эти письма дали мне много сил и надежд. Я поверил в себя, я понял, что кому-то нужен, что меня любят. Я был неисправимым идеалистом, и это помогало мне жить.
В августе сорок пятого я был принят в медицинский институт. Чтобы платить за квартиру, питаться, одеваться, нужно было работать. И я работал: фельдшером скорой помощи, медбратом у участкового врача. Ночами, в выходные дни, в праздники. Зимой разгружал вагоны с углём, летом на элеваторе таскал мешки с зерном, перед государственными п раздниками писал лозунги.
В конце февраля сорок восьмого года закончилась, более чем, пятилетняя переписка. Шура решилась приехать и поселиться в Сибири.
Встретил её ранним утром первого марта на вокзале. Привёз её на квартиру, которую снимал у Мездриковых на Державина, 125. Через неделю мы переехали в комнату пять с половиной квадратных метров на Ермака, 41, где и родился твой папа.
Шестнадцатого марта мы зарегистрировали свой брак в Центральном районе города Новосибирска и с нуля начали свою совместную жизнь. Так и не расставались до самой смерти Шуры. Сейчас у меня другая бабушка. «Родную» я видела только на фотографии.
10/5/1: Зелетдинова Анастасия,
9 г класс СОШ № 1 Маслянинского района Новосибирской области
Иду на фронт
Павел Александрович и Нина Дмитриевна Сударушкины — фронтовая семья: очень скромны, рассказывать о себе, считают, и нечего, а какая яркая и многогранная военная судьба: Нина Дмитриевна выросла на Волге, в г. Калинине. Когда началась война, ей было 22 года.
— Когда Вас на фронт призвали?
— А меня и никто не призывал! Сама пошла. Ржев уже бомбили, шли беженцы. Думаю, куда бежать? Одна знакомая говорит, что военкомат много девушек на фронт берёт. Пошла, узнала, сказала призывной комиссии: «хочу на фронт». «На фронте много трудностей тебя ждет, бомбят, плен, ранения», — сказали в ответ. «А я к трудностям приучена — выросла в деревне, пахала, косила, стога метала»,— говорю. Человек в погонах мне дал бумагу и сказал: «Тогда пиши заявление, отправка на фронт через полтора часа». Побежала я на работу, работала счетоводом: сделала себе расчёт, по телефону нашла начальницу — «иду на фронт», — говорю ей. Мужчин уже не было, всех на фронт взяли. Начальники — всё женщины, молчаливые и угрюмые. Я к своей начальнице побежала — времени у меня мало было, всё бегом. По дороге она подписала мне документы и чек на выдачу зарплаты (зачем тогда мне зарплата нужна была, сейчас сказать не могу, так положено было увольнять, что зарплату сразу выдавали). Дома собрала я вещи в чемодан, прибежала к военкомату — посадка уже была объявлена, села в машину и с песней «Дан приказ ему на Запад…» поехала на Запад.
Под Ржевом попали под артиллерийский налет, в первый раз «в землю залегли». На передовой распределили меня в санитарно-эпидемиологический отряд медико-санитарной батареи. Служила. Вскоре пришёл запрос на курсы медицинских специалистов, на шестимесячных курсах в г. Москве и военное дело изучали, учились хорошо стрелять.
В медсанбате и с будущим мужем встретилась. Война на время разлучила нас с Павлом Александровичем. Наш батальон разбомбили под Смоленском, меня направили служить в Северный Казахстан по охране объектов союзного правительства, где и встретила День Победы. Как его ждали! Ещё 7 мая от связистов по секрету узнали, что конец войне, но служить пришлось долго, не было замены. За хорошую службу дали отпуск, начальник генерал говорит: «Ну, куда поедете?». Ехать было некуда, пепелища в родном селе, родных нет: кто погиб, кто эвакуирован неизвестно куда. Убиты три брата, три сестры…
Поехала я в Новосибирск знакомиться с родителями будущего мужа. Погостила у свекрови несколько дней и — на службу. Демобилизовалась только в ноябре 1945 г. А Павел Александрович продолжал служить: с ним «служили» в Польше, Белоруссии, на Украине. Жили всегда хорошо, дружно. Вырастили двух сыновей и дочь, а сейчас подрастают не то 7, не то 8 внуков. Нина Дмитриевна называет их по именам несколько раз, но у нас, как ни считаем, всё по-разному получается: то 7, то 8 — память уже ей отказывает, что и говорить— 94-й год ей пошёл, но что войны касается, то помнит всё, как будто вчера это было.
На фронте я с любовью встретилась своей
Лидия Климентьевна Чечикова родилась 9 апреля 1923 года в с. Филошенка Венгеровского района. Окончила 7 классов.
В 1942 году, ей тогда исполнилось 19 лет, по окончании четырехмесячных курсов радистов была направлена на фронт под Москву. Так и прошла она радиотелеграфисткой от Москвы до Берлина. Награждена орденом Отечественной войны IIстепени, медалями «За боевые заслуги», имени Жукова, «За победу над Германией».
На фронте с любовью встретилась своей, после войны с Василием Ивановичем Чечиковым они поженились. В августе 1945 года вернулись в Венгеровский район, она работала бухгалтером и заместителем бухгалтера совхоза «Рямовский». Родила трех прекрасных дочерей. Всю жизнь с мужем в совхозе трудились. Василий Иванович из жизни ушел 10 лет назад, но у нее шесть внуков и правнуков тоже шесть. Все они бабушку свою боготворят. У ней есть ради кого жить, ведь жизнь продолжается.
Сама Лидия Климентьевна – женщина сердечная, очень добрая, приветливая и скромная. Прекрасные слова о ней можно говорить бесконечно, потому что уважение к ней огромное. И сегодня эта симпатичная женщина подвижна, энергична. Ее жизнь для всех пример, без сомнения. Достойно живет эта женщина, она на своем веку пережила не мало.
И всем нам нашей Лидии Климентьевне, этой милой женщине, хочется пожелать крепкого здоровья, жизнелюбия еще на много лет, чтобы энергией окружающих заряжать, даря всем молодости удивительный секрет.
22/45/1:МОУ Петропавловская СОШ
Венгеровского района Новосибирской области
Иван и Екатерина Зибровы: грозил расстрел за любовь
Моему дедушке, Ивану Зиброву, было тогда 25 лет, когда началась война. Он, сразу же не раздумывая, собрал все вещи и с первым же эшелоном добровольцев отправился на фронт.
«Наш брат мало чего нам рассказывал о войне, он не любил вспоминать те дни, когда он убивал, когда умирали его друзья, и даже то, как встретил он свою жену на войне, он почти нечего не рассказывал, говорила мне бабушка, сидя тёплым летним вечером со мной на даче.- «Он был скрытным человеком, мало говорил, а больше делал. Зато когда он пришел с фронта, мы всегда с сестрой знали, что есть брат, который никогда не даст нас в обиду и всегда защитит нас. Чем мой брат занимался на фронте, мы узнали только через несколько лет после войны, когда нашли в шкафу его медали и автобиографию.
Оказывается он был разведчиком, он сам и не раз бывало за столом, рассказывал нам, как темными ночами он сидел в лесу, наблюдая за немецкими солдатами, но о том, что он после ранения учился в школе КГБ, он нам никогда не рассказывал. Если б мы не нашли его документ с его биографией, то так бы об этом и не узнали. После школы КГБ его отправили охранять военнопленных немцев. Кроме немцев на этой территории были и советские граждане, которые считались врагами, так как до освобождения нашими солдатами они работали на немцев, которые захватили эту территорию. Вот так люди становились врагами, хотя сами не предавали Родину, а только спасали свою жизнь и жизнь своих детей.
Немцы издевались над людьми, которые были в оккупации, они избивали их, насиловали женщин, вынуждали детей питаться помоями. Но всем хотелось жить и поэтому все терпели, ведь самое страшное это умереть, хотя многие не выдерживали немецких издевательств и убивали себя сами, для них смерть была единственным выходом, ведь терпеть такую боль и унижение было невыносимо.
Тетя Аня, будущая жена Ивана, тоже работала на немцев, она была у них переводчиком.
Мой брат, как нам по секрету рассказывала тетя Аня, сразу же стал за ней ухаживать с первых дней их встречи, в его глазах она увидела любовь и нежность, которую он пронес всю совместную их жизнь в браке. Их встречи были коротки, поздно ночью, чтоб никто их не увидел, ведь как только бы узнали, что они встречаются, Ивана сразу же ждал расстрел, так как тетя Аня была врагом.
Но однажды ночью, за Иваном проследил его недруг, с которым они не раз конфликтовали, и увидел, что он общается с тетей Аней. На следующее утро моего брата вызвали в штаб и посадили под арест, за то, что он любит, и его любят, его ждал расстрел. Расстрел за любовь, за то, что просто хочешь быть рядом с любимым человеком, обнимать его, держать за руку. Но молитвы нашей мамы помогли Ивану, и его не расстреляли. Его спасли былые заслуги перед фронтом. Хотелось бы узнать о нем больше, но не получилось».
13/440-533/1:Светлана Клюева,
СП «Медиа» центра молодёжи «Надежда» Кировского района
Обыкновенное чудо – необыкновенно дружная, большая и счастливая семья
Война… Страшная, бесчеловечная, противоестественная по своей натуре…
Сколько слез и страданий, какое необъятное горе принесла она нашему народу! Двадцать миллионов павших за Родину! Двадцать миллионов поломанных судеб, разбитых семей… Нет в современной России такого человека, которого совсем не коснулась своим черным крылом та война, и моя семья, конечно, не исключение.
Война - абсолютное зло, в ней нет, и не может быть, ничего доброго, но и во время ее жизнь продолжается наперекор всему. И как ни странно, кроме многих очевидных горестей, война принесла моей семье счастье.
Мои прабабушка и прадедушка по материнской линии жили в разных городах - Воронеже и Туле. Но эвакуация забросила их в Сибирь, где они встретились и полюбили друг друга, работая в тылу.
Другая моя прабабушка работала врачом в госпитале на Ленинградском фронте, куда с простреленным легким попал мой прадедушка. Из-за тяжести ранения он пробыл там долгое время, за которое они и сблизились.
То есть даже в те тяжелые времена любовь существовала и служила тем живительным источником, откуда многие черпали силы для дальнейшей борьбы.
Любовь помогла моим прадедушке с прабабушкой выстоять в нечеловечески тяжелых условиях работы в тылу, любовь в какой- то мере подняла, излечила второго прадедушку, любовь создала мою семью в адских условиях войны.
Конечно, мне трудно представить, каким был бы нынешний мир без войны. Наверное, это была бы огромная радость для всего человечества и, особенно, для русского народа. Но тогда многое в истории повернулось бы по-другому, и, что для меня важнее всего, не было бы моей семьи. А она есть! Большая и счастливая семья, разбросанная от Москвы и Петербурга до Новосибирска.
И я благодарна судьбе, что, несмотря на все невзгоды той страшной войны, я имею это обыкновенное чудо – необыкновенно дружную, большую и счастливую семью.
17/21/1:Прокофьевой Марии, 10 класс, МБОУ – Ордынская СОШ № 1
имени Героя Советского Союза А.Д. Гаранина